Гуманитарные познания

Сюда относятся, далее, осет. scenlsoenoe ‘вино’, др.-инд. sana — также в значении ‘опьяняющий напиток’, ср. топонимическое сложение Kivadvouc; В средневековом Крыму, название Алуштинской долины, что-то вроде ‘страна вина’, ‘винная’, толкуемое нами из индоар. (тавр.) *kim-sana — ‘винное’. Аналогию можно наблюдать в частично сатэмизированном др.-инд. sarkara-, безусловная редупликация более простой основы *каг — ‘камень’, пережиточно

DACO-SLAVICA

Оценив в предыдущем отнюдь не периферийную и не внеиндо-европейскую природу процесса е-о-а —> а в индоиранском, мы коснемся в интересующем нас плане консонантной проблемы кен-тум/сатэм. Собственно говоря, в силу занятий славянскими древностями мы уделим внимание лишь некоторым аспектам сатэмизации и положению группы сатэм в первую очередь. Вполне вероятно, что группа языков сатэм занимала не периферийное, а скорее центральное положение в индоевропейском ареале, тогда как языки кентум с давних пор расположились на дальних

В этих условиях значительная дистанция по временной вертикали между русским аканьем и индоиранским преобразованием вокализма должна не шокировать, а, напротив, располагать к размышлению (на реплику В.Н. Чекмана — в дискуссии «круглого стола» сентября 1983 г. (см. выше) — о том, что данные об аканье еще не готовы для использования в исследованиях

Сосредоточившись на консонантизме, Гамкрелидзе и Иванов касаются индоевропейского вокализма только в одном важном случае — слиянии и.-е. е-о-а в одном гласном а индоиранских языков. Здесь их ближневосточной теории импонирует гипотеза Семереньи о перестройке индоиранского вокализма из классического индоевропейского под семитским влиянием после 2000 г. до н.э. на Ближнем Востоке. С семитским происхождением унифицированного индоиранского вокализма решительно нельзя согласиться. По версии Семереньи, этому влиянию индоиранцы подвергались порознь — сначала митаннийские индоарийцы, позднее — иранцы, что само по себе делает мысль методологически уязвимой: вместо сложного и сомнительного предположения, что и те, и другие, прибывавшие, очевидно, разными и разновременными

По сути дела как периферийный архаизм); 2) переход носовых гласных в губные («за вычетом трех периферий», куда он относит лехитский, а также словенский и болгаро-македонский); 3) победа узкой артикуляции ё = eleli (кроме лехитского и восточнобол-гарского ареалов); 4) переход праслав. у > /; 5) падение праславян-ской интонации; 6) диспалатализация мягких согласных перед передними гласными (с убыванием по мере продвижения со славянского Юга на славянский Север; при этом автор указывает на наилучшую сохранность палатальности на славянском Севере — в поморских, мазовецких и далее — белорусских

Ванагас показал, что со стороны гидронимического анализа нет оснований для сохранения положения о балто-славянском языковом единстве.

Из числа сторонников известной теории развития славянского из балтийских диалектов упомяну В. Мажюлиса, который в выступлении на киевском «круглом столе» сказал, что «праславянский резко повернул по небалтийскому эволюционному пути», но сама идея «поворота» и имплицируемая ею предшествующая эволюция будто бы по балтийскому пути представляются нам недоказанными. В связи с этим можно упомянуть обмен мнениями между В.В. Мартыновым и Ю.В. Откупщиковым, причем последний